Трудовое воспитание и тенденции на рынке труда

Трудовое воспитание и тенденции на рынке труда

Возраст: меняющаяся конфигурация рабочей силы

В предыдущие 15 лет в России наблюдался рост как уровней занятости работников старше 25 лет, так и численности занятых и особенно за счет возрастных групп 26–35 и 51–65 лет. Таким образом, демографические тенденции поддерживали экономический рост. Однако, согласно демографическим прогнозам, в следующие 15 лет нас ждет общее сокращение численности занятых, которое в основном произойдет за счет работников в возрасте моложе 35 лет. Существенное увеличение уровня занятости, даже при повышении пенсионного возраста, вряд ли возможно.

Следствием таких тенденций будет рост заработков работников в молодых возрастах относительно пожилых и, соответственно, более ранний (по возрасту) пик заработков. Кроме того, становится более актуальной проблема поддержания уровня человеческого капитала у работников в старших возрастах: существующие уровни участия в переобучении не способны поддерживать производительность труда по мере старения.

Приток молодой и квалифицированной рабочей силы дает любой экономике очевидные преимущества. Экономические и социальные сложности, которые создает старение рабочей силы, многочисленны, а убедительного практического опыта их успешного разрешения пока не видно. Старение влияет на рынок труда, на функционирование пенсионной системы, сдерживает рост производительности, усиливает давление на бюджет, меняет потребительские приоритеты населения, подавляет инвестиционную активность и тп. Даже частичная нейтрализация негативных последствий может потребовать значительных финансовых ресурсов, которые не всегда есть в наличии.

Демографические ретроспективы и перспективы.

Во-первых, за прошедшие 15 лет уровень занятости вырос для всех возрастных групп старше 25 лет, а максимальный рост отмечен в группе 56–60 лет. В группе до 25 лет, наоборот, наблюдалось снижение. Во-вторых, увеличение уровня занятости происходило в первой половине рассматриваемого периода, то есть еще до 2008 года. Падение же (в младших возрастах) имело место после 2008 года. Общее увеличение поддерживалось ростом спроса на труд на этапе экономического бума 00-х гг, когда мог сказываться эффект замещения через ускоренный рост зарплат. Падение, по-видимому, было вызвано активизацией оттока на учебу при входе российской экономики в стагнацию (эффект дохода). Доля молодежи в возрасте 15–24 года в населении сократилась с примерно 17% в 2002 г до 11% в 2015 — такое сокращение началось в 2008 г.

Дальнейшее повышение уровней занятости означает вовлечение в экономику дополнительных ресурсов труда, что особенно важно в свете ожидаемых демографических проблем. Для индивидов в возрасте 25-54 лет уровни занятости достаточно высоки и стабильны. Выше тех, что достигнуты в России, можно увидеть только в Скандинавских странах, а потому было бы мало реалистичным ожидать их дальнейшего повышения. Международные сопоставления говорят о том, что по уровням занятости в крайних возрастных группах Россия находится в середине распределения для стран ОЭСР, обгоняя многие страны, но большинству уступая. Если страны-лидеры в этом ряду имеют уровень занятости в старшей группе выше 70%, то в России он ниже 50% (47,4%). Это значительное отставание от лидеров, но оно оказывается менее существенным, если сравнивать со средним по ОЭСР. Что же касается молодежной занятости, то здесь наш уровень составляет около 33%, а в странах лидерах он приближается к 60% (а в ряде стран даже выше). Если же брать среднее по ОЭСР, то мы демонстрируем значения близкие к средним. Однако практическая возможность дополнительной мобилизации в занятость индивидов в крайних возрастах не является очевидной. С одной стороны, ограничением является продолжение обучения для молодежи в высших учебных заведениях, когда высшее образование превратилось в социальную норму; с другой — слабое здоровье, потеря квалификации и, соответственно, сокращение спроса на труд лиц старших возрастов со стороны экономики. Ранний пенсионный возраст также вносит свой вклад. Рассчитывать на мобилизацию дополнительных ресурсов труда в этих возрастах в среднесрочной перспективе оснований немного.

Количественные тенденции занятости.

Параметры предложения труда зависят от двух основных обстоятельств: от численности населения в основных демографических группах и степени вовлеченности этих групп в занятость (то есть уровней занятости). Ни первое, ни второе не являются величинами, постоянными во времени. За предыдущие 15 лет общая численность занятых, согласно ОНПЗ, увеличилась с 65,1 до 72,3 миллионов человек, то есть на 7,2 млн17. Этот прирост имел два источника — повышение уровня занятости и увеличение численности населения в возрастах с наибольшей вовлеченностью в рынок труда. Он более чем скомпенсировал некоторое сокращение численности населения в возрасте 15–69 лет, но распределился по возрастным группам неравномерно. Прирост численности занятых был достигнут за счет двух возрастных групп (26–35 лет и 51–65 лет), тогда как в остальных занятость в абсолютных числах снижалась, хотя и в разной степени. Основной прирост пришелся на период экономического роста, оказывая ему демографическую поддержку. Столбики гистограммы показывают абсолютные изменения в численности занятых. В целом занятых в группе от 16 до 40 лет стало больше примерно на 2,3 млн человек, а в группе старше 40 лет — на 5,1 млн. Основной выигрыш был в предпенсионных возрастах, но и среди самых продуктивных 26-35 летних занятость увеличилась на 4,9 млн человек. Такой прирост занятости способствовал росту экономики.

Наблюдаемые параметры занятости оставались примерно постоянными на протяжении уже ряда предшествующих лет, а потому предположение о стабильности повозрастных уровней занятости в обозримой перспективе кажется вполне реалистичным. Считая, что они (уровни занятости) существенно не изменятся, мы можем оценить тенденции на перспективу. В зависимости от используемого сценария численности населения в 2030 г. численность занятых может составлять от 64,2 и до 67,4 млн человек. Средний сценарий выводит нас на 65,7 млн. В любом случае сжатие занятости кажется неминуемым. Сокращение численности занятых к концу прогнозного срока по сравнению с 2015 г может составить около 6,6 миллионов человек, что означает возврат к той численности, что была к началу 00-х годов. Разница, однако, в том, что в тот период имелись значительные резервы труда как через сокращение безработицы, так и через увеличение показателей участия. В обозримой перспективе этих резервов, по-видимому, не будет. Вследствие старения населения распределение занятых по возрасту будет сдвигаться, что хорошо видно на Рисунке 4.3. Если в 2015 году модальной возрастной группой была 26–30 лет, то с каждым пятилетием будет иметь место сдвиг модального значения примерно на 5 лет вперед. В итоге к 2030 г самой многочисленной группой будет возраст 41–45 лет, а численность занятых в возрасте до 40 лет существенно снизится.

Основные потери сосредоточены в возрастных группах младше 40 лет. Так, численность занятых в возрасте до 40 лет в 2030 году будет на 9,3 млн меньше, чем она была в 2015. Это составляет почти четверть от исходной величины. Такая потеря будет количественно компенсирована ростом в возрастах старше 40 лет лишь на треть. При этом основное снижение ожидается в самом продуктивном возрасте 26-35 лет, в котором уровни участия высоки. Эта перспектива выглядит полным контрастом тому, что мы наблюдали в предыдущем пятнадцатилетии. Численность работников старше 50 лет сократится, а почти весь рост (около 4 млн) будет сконцентрирован в группе 40-летних, которые высокопроизводительны.

В любом случае к 2030 году рабочей силы будет не только количественно меньше, но она будет старше, хотя, возможно, формально более образованной. Сокращение занятости почти на 10% за 15 лет является само по себе большой проблемой для рынка труда, однако ситуация намного усложняется ускоренным и непропорциональным вымыванием работников моложе 40 лет. Такая структура занятости предопределена как прогнозной возрастной структурой населения, так и сложившимися повозрастными уровнями занятости.

А как изменится численность занятых, если предположить некоторое повышение уровней занятости в старших возрастных группах, например, при повышении пенсионного возраста? Есть ряд серьезных ограничений, ставящих под сомнение гипотезу о наличии больших резервов занятости в этой части распределения по возрасту. Во-первых, спрос будет расти в первую очередь на молодую рабочую силу, предложение которой сильно сокращается. Во-вторых, старшие поколения имеют ограничения по здоровью, часто не позволяющие им интенсивно трудиться. В-третьих, может потребоваться значительное переобучение стареющей рабочей силы, что пока мы не умеем делать. (Острота проблемы переобучения будет зависеть и от того, в каких отраслях эта рабочая сила «осядет и какие технологии в них будут использоваться).

Может ли повышение уровня занятости в старших возрастах привести к росту численности занятых? Такое повышение может быть результатом сдвига пенсионного возраста, но может быть достигнуто и с помощью активизации эффекта замещения относительно эффекта дохода (если заработки у работников пенсионного возраста будут расти быстрее пенсий). В качестве возможного сценария мы предположили, что в силу разных обстоятельств уровни занятости в старших возрастах несколько повысятся. Мы рассматриваем два крайних варианта. В первом — минимальном — уровень занятости в группе 56–60 лет увеличится на 3 пп, а в группах 61–65 и 66–72 на 2 пп. Это означает увеличение уровней занятости по сравнению с наблюдаемыми (в 2015) на 5%, 7,5% и 19%, соответственно, и оно приблизило бы к значениям в странах Еврозоны. Суммарное увеличение предложения в этих группах при таких условиях составило бы около 670 тыс. человек, что никаким образом не меняет исходную картину. Другой — максимальный — вариант предполагает, что величины уровней занятости вслед за 5-ти летним повышением пенсионного возраста тоже смещаются на 5 лет. Другими словами, уровень занятости в группе 55–59 лет будет таким же как в группе 50–54 г. и так далее. Такой радикальный вариант дал бы прирост занятости в объеме около 6 млн человек, позволяющий почти компенсировать ее сокращение в младших возрастах.

Однако столь резкое изменение в поведении людей трудно себе представить, если прочие обстоятельства (уровень здоровья, величина пенсий, спрос на труд старших возрастов) не изменятся также радикально. Кроме того, такой сценарий означал бы резкое постарение занятой рабочей силы со всеми вытекающими последствиями. По-видимому, возможные резервы связаны с каким-то промежуточным сценарием (связанным с решениями о повышении пенсионного возраста, которых пока нет), однако любой сценарий не решает проблему сокращения рабочей силы в младших возрастах. Отсюда можно предположить, что необходимость мобилизации трудовых ресурсов для покрытия провала в занятости требует других решений. Мы не можем сегодня оценить перспективный спрос на труд работников старших возрастов через 10-15 лет, но их избыточное предложение (если бы по какой-либо причине имело место) тоже может создавать проблемы. В любом случае увеличение численности пожилых работников не устраняет возрастные диспропорции, а лишь усиливает их.

Возраст, производительность и зарплата.

Сокращение предложения труда в молодых возрастах при росте спроса на него в предстоящем пятнадцатилетии может влиять на заработную плату молодых работников. Она может вырасти, стимулируя замещение труда капиталом, что в принципе ведет к росту производительности. В возрастах старше 50 лет (при тех предпосылках, что заложены в предложенный выше прогноз) предложение труда не вырастет. Но если бы оно по какой-либо причине значительно возросло (например, в результате повышения пенсионного возраста), то такое увеличение предложения, наряду с дефицитом инвестиций, может сдерживать рост заработной платы. А это в свою очередь будет влиять на уровень экономической активности в старших возрастных группах, поскольку в них он высокоэластичен.

Мы констатируем очень ранний пик заработков (в 35–39 лет), в то время как в большинстве стран он наступает в предпенсионные годы. Выводы о раннем наступлении пика заработков основаны на средних зарплатах по возрастным группам и не учитывают неоднородность работников. Одни отрасли (например, финансовый сектор) собирают преимущественно молодых, тогда как другие (например, бюджетники) «скошены» в пользу пожилых. В этом случае отраслевые различия в заработках (и связанная с этим межотраслевая сортировка работников) транслируются в дифференциацию по возрасту. То же самое можно сказать и про эффект других переменных, закоррелированных с возрастом

Сравнение заработков в разных возрастах, не только подтверждает вывод о раннем наступлении пика заработков, но еще и усиливает его. Сами профили оказываются намного более крутыми, чем в том случае, когда мы не контролируем индивидуальные характеристики. Довольно раннее и резкое снижение относительной заработной платы в старших возрастах, о чем говорят все доступные нам источники, требует объяснения. Наиболее общим объяснением этого феномена является изменение баланса между спросом на труд работников и его предложением в разных возрастных группах. Однако причины такой разбалансировки могут быть разными. Ограничения по спросу на труд могут формироваться под воздействием изменений в качестве человеческого капитала. Если инвестиции в обновление знаний и навыков отсутствуют или недостаточны, то качество рабочей силы снижается, на что реагирует и цена труда. Поскольку с возрастом потребность в переобучении работников для поддержания их квалификации возрастает, постольку негативная реакция зарплаты усиливается. Это может сочетаться с мобильностью работников в старших возрастах в более простые профессии со свободным входом (где не требуется специальная квалификация), например, в профессиональные группы работников торговли или неквалифицированных рабочих.

Для противодействия тенденции к раннему началу снижения производительности труда инвестиции в специальный человеческий капитал лиц в возрасте старше 45 лет должны быть значительными и непрерывными на протяжении всего последующего периода трудовой жизни. Если человеческий капитал не обновляется в течение трудовой жизни и теряет свой производительный потенциал, то его производительность будет снижаться. А за ней идет и заработная плата, если она не поддерживается «искусственными подпорками» в виде законодательства о защите занятости и жесткой реализацией принципа привязки к стажу.

Вероятность переобучения меняется с возрастом для всех занятых и занятых только в обрабатывающих производствах для России. Мы могли бы ожидать, что увидим больше активности в переобучении именно в обрабатывающих производствах, но здесь действовали две противоположно направленные тенденции. С одной стороны, занятость в этом секторе непрерывно сжималась, а относительная зарплата оставалась низкой, что означало снижение спроса на труд. С другой, производство торгуемых товаров для конкурентных рынков требует непрерывного технологического обновления, которое невозможно без поддержания высокой квалификации у работников.

Но если используются преимущественно старые технологии и конкурентное давление слабо, то и спрос на переобучение остается подавленным. Более высокие показатели охвата переобучением свойственны для образования и здравоохранения, где для учителей и врачей оно является почти обязательным, а доля работников в старших возрастах значительна. Однако качество такого обучения в любом случае почти ненаблюдаемо, а во многих случаях переобучение связано скорее с формальными требованиями регламентов техники безопасности, а не с внедрением новых технологий.

Представленная картина изменения охвата переобучением с возрастом характерна не только для России: показатели для многих восточно-европейских стран схожи. Это контрастирует с картиной, наблюдаемой в ряде стран Западной Европы. В них он также снижается, но с гораздо более высоких уровней. Например, по данным ESS, в Германии охват обучением работников в возрасте 50-59 лет составляет около 50%, а в Швеции он превышает все 60%. Что означает, что охват профессиональным обучением и переобучением с возрастом сворачивается? Это означает, что амортизация человеческого капитала не компенсируется новыми инвестициями, поддерживающими производительность труда. В итоге она падает и, как следствие, может снижаться зарплата, а также быстро ухудшаются перспективы на рынке труда. Люди либо выдавливаются с рынка труда вообще, либо вытесняются в более простые профессии, где сложный человеческий капитал не требуется. Причина не столько в несознательности работодателей, игнорирующих интересы работников в старших возрастах, сколько в институтах рынка и тех стимулах, которые они порождают. Инвестиции в переобучение являются производными от инвестиций в новые технологии. Если в экономике по тем или иным причинам на них нет спроса, то его нет и на комплементарный человеческий капитал. Если конкуренция слабая, преобладают устаревшие технологии, квалифицированных работников легко переманить от соседа, то значит и не надо беспокоиться по поводу вложений в переобучение. Поэтому можно сделать вывод о том, что раз фирмы не учат своих работников — им либо вполне хватает того, что есть, либо они решают эту проблему каким-то другим способом. Не решается эта проблема и простым повышением пенсионного возраста (увеличивается период возврата инвестиций в переобучение) — в этом случае на рынке станет больше пожилых людей с устаревшим человеческим капиталом. Ее решение, как представляется, требует иных мер, лежащих за пределами рынка труда как такового.

Молодежь, которая не работает и не учится: тенденции и состав

Молодые люди в возрасте 15–24 лет, которые не учатся, не работают и не участвуют в профессиональной подготовке, получили в международной статистике специальное название — NEET — Not in Employment, Education or Training. Представители этой группы оторваны от сферы образования и рынка труда, а вероятность того, что они будут испытывать трудности с дальнейшим трудоустройством и становлением в качестве полноценных членов общества, весьма велика. В 1995–2015 гг. доля данной группы в России значительно уменьшилась, что, в первую очередь, стало результатом активного вовлечения молодежи в обучение, наблюдавшееся на протяжении последних двадцати лет. В структуре российской молодежи NEET стабильно преобладают те, чья связь с рынком труда, оказывается наиболее слабой — экономически неактивные. Наиболее значимыми факторами попадания в данную категорию является несоответствие полученного образования требованиям рынка труда и его низкий уровень, а также дефицит рабочих месть в сельской местности. Если массовизация высшего образования продолжится, то значимой частью NEET-молодежи могут стать и выпускники некачественных ВУЗов, чьи знания не находят применения на рынке труда. Тем самым, меры социальной политики должны быть направлены на привлечение представителей молодежи NEET к повышению квалификации и переобучению в рамках активных программ поиска работы, и создание новых рабочих мест.

При обсуждении проблем положения молодежи на рынке труда обычно в числе самых острых упоминают высокую молодежную безработицу и низкую экономическую активность. Однако применительно к молодежи показатели безработицы и экономической неактивности (пребывания вне рабочей силы) могут давать искаженную картину. Первый рассчитывается относительно численности рабочей силы, удельный вес которой в населении в младших возрастах всегда мал, что завышает реальный масштаб проблемы. Второй игнорирует тот факт, что значительная доля молодых людей продолжает очное обучение, являющееся для них основным и легитимным занятием. Таким образом, реальную проблемную группу молодежи могут составлять отнюдь не безработные и неактивные как таковые, а те, кто находится вне рынка труда и сферы образования. Эта категория молодежи получила название NEET (Not in Employment, Education or Training) и представляет собой молодых людей в возрасте 15–24 лет, которые не работают, не учатся и не проходят профессиональную подготовку — NEET (Not in Employment, Education or Training). Существующие зарубежные исследования показывают, что молодежь NEET представляет собой одну из наиболее уязвимых категорий на рынке труда. Вероятность попадания в эту категорию оказывается выше среди «неблагополучной» молодежи, т. е. среди тех, кто имеет ограничения по здоровью или инвалидность, был исключен из школы, имеет детей, безработных или малообразованных родителей, проживает в небольших или отдаленных населенных пунктах, имеет плохое жилье, происходит из многодетной семьи. Попадание в группу NEET также имеет долгосрочные последствия для дальнейшего социально-экономического положения молодых людей. Их шансы на дальнейшее стабильное трудоустройство, высокий уровень доходов, хорошее физическое и психическое здоровье, а также законопослушное поведение уменьшаются.

Является ли эта категория молодежи группой риска и на российском рынке труда?

В настоящем разделе мы обсуждаем динамику и структуру категории NEET в 1995–2015 гг. В данный период абсолютная численность возрастной группы 15–19-летних сократилась с 10,7 млн. чел. в 1995 г. до 7 млн. чел. в 2015 г., а численность молодежи в возрасте 20–24 лет к 2015 г. Составила 10,1 млн. чел., что, в свою очередь, является результатом низких показателей рождаемости 1990-х гг. Особенности положения представителей групп 15–19 лет и 20–24 года на рынке труда значительно отличаются. К примеру, к группе 15–19 лет относятся как учащиеся средней школы, так и студенты ВУЗов и колледжей, многие из которых совмещают учебу с работой. Аналогично, в категории 20–24 летних находятся как недавние абитуриенты ВУЗов, так и выпускники, имеющие опыт работы. Таким образом, анализируя эти молодежные возрастные группы мы, в известной степени, упрощаем и усредняем ситуацию.

Наблюдается выраженный рост доли обучающихся дневной формы обучения (с 67% до 89%) в возрасте 15-19 лет, на фоне которого снижались доли как занятой (с 18% до 6%) и экономически активной молодежи (с 25% до 9%), так и молодежи-NEET в целом и отдельных ее составляющих (NEET-безработных и NEET-экономически неактивных). Тем самым, именно обучение стало основным занятием молодежи 15–19 лет в России. Доля всей молодежи NEET к 2015 г. составляла чуть больше 5% от численности российской молодежи в возрасте 15–19 лет, в то время как в 1995 г. показатель составлял около 15%. При этом экономическая неактивность на протяжении всего периода являлась доминирующим типом незанятости молодежи NEET. Это, по всей видимости, объясняется постепенным усложнением положения 15–19 летних на рынке труда, из-за которого их возможности получения дополнительных доходов для обеспечения семьи значительно сократились. Одновременно с этим, последовательно улучшилась и ситуация в сфере общего и профессионального образования, которые вновь стали основными каналами приобретения человеческого капитала, что выразилось в увеличении показателей средней ожидаемой продолжительности обучения в течение предстоящей жизни. При этом кризис 2008–2009 гг. и 2015 гг. также не прервал повышательный тренд изменения доли обучающихся.

Динамика показателей положения молодежи 20–24 лет в 1995–2015 гг. свидетельствует о сходных тенденциях. Доля обучающихся в данной возрастной группе значительно возросла — с 11% до 33%, в то время как показатели занятости и экономической активности снижались (с 65% до 50%, и с 77% до 58%, соответственно). Превращение очного обучения в основное занятие могло стать результатом как повышения напряженности на рынке труда, так и возросшего спроса на образование в связи с ожиданием значительной положительной отдачи от него. В свою очередь, для 20–24-летних шансы оказаться в NEET оказываются намного выше, чем для 15-19-летних. В начале рассматриваемого периода почти каждый четвертый в возрасте 20–24 лет был исключены из сферы образования и рынка труда, при этом внутри группы NEET безработные и экономически неактивные были представлены практически поровну. В дальнейшем сам показатель группы NEET среди 20–24-летних снизился и к 2015 г. он составлял около 17%. Разрыв в составе NEET между безработными и экономически неактивными представителями увеличился, и в структуре данной категории стала отчетливо преобладать экономически неактивная молодежь. На протяжении рассматриваемого периода вовлеченность в группу NEET среди молодежи постоянно сокращалась, при этом наиболее стабильной являлась доля экономически неактивных 20–24-летних россиян. Само по себе это может сигнализировать о трудностях при переходе от учебы к работе. Они могут иметь разные причины, лежащие как на стороне спроса, так и предложения. С одной стороны, специализированные навыки, полученные в учреждениях профессионального образования, могут быть недостаточны для эффективного поиска работы. С другой стороны, определенную роль могут сыграть и высокие зарплатные ожидания молодежи, не позволяющие им быстро найти желаемое рабочее место.

Каковы отличительные характеристики молодежи NEET?

В структуре безработных NEET с 1995 г. по 2005 г. отчетливо доминировали девушки, однако в 2010–2015 гг. гендерный состав изменился в пользу юношей. Заметна отчетливая тенденция к увеличению рисков попадания в группу безработных NEET среди жителей сельской местности, в то время как доля жителей городов в период 1995–2015 гг. стремительно сокращалась (с 76% до 47%). По всей видимости, это объясняется уменьшением возможностей занятости в сельских населенных пунктах. Однако главной отличительной чертой этой группы является уровень образования. Почти половину ее составляла молодежь со средним (полным) общим образованием. Доля тех, кто обладает лишь основным общим образованием или вовсе не имеет образования в 1995–2015 гг. сокращалась, но и сейчас составляет четверть от всех безработных. Экономически неактивная молодежь NEET в возрасте 15-19 лет по своим характеристикам похожа на своих NEET-безработных сверстников. Ключевым фактором вхождения в данную группу также является невысокий уровень образования. Безработная молодежь NEET, которая оказывалась в данной категории в возрасте 20–24 лет — это преимущественно, юноши-жители городов, закончившие среднюю школу или ВУЗ, при этом в 2015 г. почти каждый пятый состоял в браке. Образовательный состав данной группы в 1995–2015 гг. сильно менялся. Если в 1995 г. значительную часть составляли те, кто получил среднее профессиональное образование, то к 2015 г. их место заняли выпускники ВУЗов (их доля за анализируемый период увеличилась с 7% до 28%).

Указанные особенности могут объясняться продолжающимся процессом массовизации высшего образования, при котором выпускники некачественных ВУЗов не обладают достаточными компетенциями и навыками для того, чтобы конкурировать за рабочие места, и становятся безработными. При этом некоторую часть данной молодежи NEET (относительно более благополучную) могут составлять и выпускники с высокими зарплатными ожиданиями, которые не могут быстро найти удовлетворяющие их запросам рабочие места. Экономически неактивная молодежь NEET является наиболее многочисленной составляющей данной категории, а доля 20–24-летних в ней — наиболее устойчивой. В структуре экономически неактивных NEET 20–24 лет доминируют девушки, состоящие в браке, проживающие в городах и окончившие среднюю школу или учреждения среднего профессионального образования. По всей видимости, данная категория NEET уходит из сферы рынка труда и образования преимущественно из-за изменений семейного статуса. Определенную роль может играть и относительно невысокое качество полученного ими образования, которое не позволяет совмещать работу или учебу с занятостью в домохозяйстве.

Суммируя вышеизложенное, можно заключить, что в настоящий момент присутствие молодежи NEET не представляет собой острой социальной проблемы для рынка труда и общества в целом. На протяжении 1995–2015 гг. доля тех, кто находился за пределами рынка труда и образования, постоянно снижалась, никак не реагируя на кризисные изменения макроэкономической ситуации, в то время как доля обучающихся в учреждениях дневной формы — устойчиво возрастала, и, тем самым, абсорбировалась значительная часть экономически неактивной молодежи. Однако обращает внимание тот факт, что подавляющее большинство молодежи NEET разных возрастов обладают невысокими уровнями образования, что, по всей видимости, и препятствует им в нахождении занятости. В дальнейшем они будут продолжать проигрывать с точки зрения своих перспектив на рынке труда тем, кто получил профессиональное образование. Еще одна негативная тенденция связана с увеличением рисков попадания в данную категорию среди сельской молодежи. Отсутствие достаточного количества рабочих мест в сельской местности и высокие издержки территориальной мобильности могут привести к их замыканию в статусе NEET. Само по себе вовлечение молодежи NEET в систему высшего профессионального образования может не решить проблему полностью, а лишь ненадолго прервать пребывание в статусе NEET из-за значительной неоднородности качества высших учебных заведений. Более того, если процесс массовизации высшего образования продолжится, то в статусе NEET будут все чаще оказываться выпускники некачественных ВУЗов. Стимулирование представителей молодежи NEET к повышению квалификации и переобучению в рамках активных программ поиска работы, которые имели бы четкую связь с требованиями рынка труда, а также создание рабочих мест на селе может привести к сокращению численности данной группы.